Драма абсурда

47-я годовщина… Шестидневная война началась 5-го июня 1967 года. У меня свой взгляд на это драматическое событие, который я стремился показать, прибегнув к помощи большого драматурга.

  «Носороги», конечно, антифашистская пьеса, но это ещё и пьеса, направленная против всех видов коллективной истерии»…

«Собственно говоря, моя пьеса – даже не сатира: она – достаточно объективное описание процесса роста фанатизма, зарождения тоталитаризма, которое  усиливает своё влияние в мире, распространяется всё шире, завоёвывает всё бóльшие пространства, преображая мир целиком и полностью…»

 

 Эжен Ионеско, из предисловия к пьесе «Носороги» и из статьи «Носороги» в Соединённых Штатах Америки»

 

Введение в абсурд

Мой путь в Израиль начался неприлично. В начале его был не мир, а война — Шестидневная война. Вдохновляющие на репатриацию думы, появившиеся на волне энтузиазма от колоссальной израильской победы над превосходящими силами арабских противников, были типичны для советских евреев моего разлива. Но когда по приезде в Израиль уроженцы страны спрашивали, почему я решил репатриироваться, и я отвечал, что всё началось с войны, что моё еврейское пробуждение произошло благодаря Шестидневной войне, от меня испуганно отшатывались: как война может служить источником вдохновения? Как истина может родиться в угаре национализма? В Израиле любят мир. Война реальна и понятна, а мир желанен, но неизведан. С войной общество научилось жить. Мира в Израиле никогда не было, его никто не видел в глаза. Поэтому он особенно любим. Его ждут, о нём поют, его предсказывают, осуждают тех, кто не стремится к нему любой ценой; как в пьесе «В ожидании Годо» ирландского драматурга Сэмюэла Беккета, одного из основоположников «театра абсурда», упорно и безнадёжно ждут неизвестно кого. Еврейский народ имеет большой опыт функционирования в невозможных, абсурдных ситуациях. Само создание государства Израиль было немыслимым событием, недостижимой мечтой, нереальным делом, абсурдом. Так же выглядела борьба советских евреев с властями СССР за право на репатриацию в конце шестидесятых — начале семидесятых годов прошлого века. Я не мог себе тогда представить, что можно заставить советские власти поступить так, как хотели евреи СССР. Для меня первые узники Сиона были эпическими героями, титанами борьбы за национальное освобождение. В конце шестидесятых – в начале семидесятых годов за рубежом прокатилась волна протестов против политики властей СССР, запрещавших репатриацию евреев в Израиль. Мне казалось очевидным, что все разумные и честные люди должны поддержать борьбу евреев СССР за репатриацию в Израиль. Даже европейская левая интеллигенция, не очень любившая евреев, выступила за их право на репатриацию. Участие знаменитого французского драматурга Эжена Ионеско в борьбе за права советских евреев казалось мне естественным событием. В июне 1967 года Ионеско писал:

«Когда я думаю о том, как неистово возрождается антисемитизм под маской антисионизма или под маской прогрессивных доктрин, и что всё это направлено против евреев России, уже рассеянных по всей стране, я не могу удержаться от мысли о том, что произошло бы, не будь на земле евреев: не было бы вовсе ни христианства, ни хасидизма, никогда бы не было ни Фрейда, ни Бергсона, ни Гуссерля, ни Эйнштейна, ни Шёнберга. Даже Троцкого, даже Маркса. Самыми антисемитствующими стали антисемиты советские, которые считают себя марксистами».

Шестидневная война

В 1968 году вышла в свет автобиографическая книга Эжена Ионеско «PRÉSENT PASSÉ, PASSÉ PRÉSENT». В ней есть строки, написанные в июле 1967 года:

«В данный момент в Израиле больше нет войны… Мир приготовился… выразить сожаление о резне двух миллионов шестисот тысяч (население Израиля в тот момент – А. Г.). Но жертвы не согласились на это и не сдались. Те, кто хотели их убить, сложили оружие. Из-за поражения арабов произошло изменение общественного мнения в их пользу в позициях тех, кто называет себя интеллектуалами. В частности, всё больше и больше становится ясным, в какой мере поддерживает антисемитская Россия арабов… Сартр осуждает израильтян за то, что они атаковали первыми. Он утверждает, что именно они агрессоры… Фактически, с идеологической и стратегической точки зрения, египтяне напали первыми… В течение месяцев они готовились (к войне – А. Г.) в идеологической, стратегической и пропагандистской плоскостях. Более того, их армия приблизилась к границам Израиля… В отличной статье в «Фигаро Литтерер» Клостерман хорошо объясняет, что египтяне, а не евреи были агрессорами в войне против Израиля (Шестидневной – А. Г.)».

Израильтяне стали победителями и поэтому сразу же потеряли симпатии «прогрессивных сил». Исторически сложившийся облик слабых и угнетаемых евреев резко изменился. Европейские левые не любят сильных. Они не ассоциируют справедливость с силой. Для них естественней и привычней видеть евреев в одеждах узников, чем в военной форме. Вразрез с позицией большинства французских левых интеллектуалов, в том числе еврейского происхождения, Ионеско упорно утверждал, что в Шестидневной войне имела место агрессия арабов против евреев:

«Французские евреи-интеллектуалы, отравленные левизной, утверждают в письмах в газеты, что само присутствие евреев в стране Израиля является агрессией против арабов. Они предательски заимствуют это мировоззрение у арабов… Если жизнь евреев в Израиле агрессия, значит, всё агрессия: французы – агрессоры на Корсике, в Бретани и Лангедоке. Алжирцы – агрессоры в Алжире, ибо они пришли туда из другого места. Весь европейский континент захвачен «агрессорами», пришедшими из Ирана и Азии».

Это не характерное для левого европейского интеллектуала мнение поражает и озадачивает. Левые элиты в Европе были и остаются на стороне арабов. Подавляющее большинство европейских деятелей литературы и искусства считает израильтян агрессорами. И только один из столпов современного европейского искусства, член Академии Наук Франции, один из сорока «бессмертных» академиков, гуманист и типичный представитель европейской интеллектуальной элиты, всемирно известный драматург Эжен Ионеско стал в оппозицию к своим коллегам и единомышленникам на сторону маленького Израиля. Трижды писатель приезжал в Израиль на постановки трёх своих пьес и для участия в протестах против репрессий евреев СССР, желавших репатриироваться в Израиль. В своих мемуарах Эжен Ионеско писал:

«Я знаю, что евреи удобрили их (арабские – А. Г.) земли, вещь вызвавшая зависть их соседей, которые сами не в состоянии этого сделать. Я знаю, что «передовые» арабские режимы вовсе не передовые и что военные круги и фашисты правят ими… Я за евреев. Я выбрал этот народ… Когда все считали, что у Израиля нет надежды (во время Шестидневной войны – А. Г.), я в отчаянии обратился к израильскому дипломату и спросил, чем могу помочь. «Я не могу сделать ничего, кроме как написать статью в газете» – сказал я. «Это много – сказал он мне – сделайте это, всё важно». Я написал статью, напечатал её в газете. Написал ещё одну статью. И у меня было такое чувство, что я что-то сделал. Это было эффективное действие, не особенно большое, но я сделал его от чистого сердца».

Театр абсурда

Эжен Ионеско был одним из основателей знаменитого «театра абсурда». Первая пьеса, написанная в этом жанре, — «Лысая певица» (1950) — была плодом его творчества. Обращение к жанру «театра абсурда» драматург объяснял следующим образом:

«Вернее было бы назвать то направление, к которому я принадлежу, парадоксальным театром, точнее даже — «театром парадокса»… Разве жизнь не парадоксальна, не абсурдна с точки зрения усреднённого здравого смысла? Мир, жизнь до крайности несообразны, противоречивы, необъяснимы тем же здравым смыслом или рационалистическими выкладками».

Абсурд, который имеет в виду Ионеско, — это ощущение невозможности полного рационального описания и объяснения жизни. Эта точка зрения, вопреки расхожему мнению, восходит не к философии Альбера Камю («Миф о Сизифе. Эссе об абсурде»), а скорее к взглядам датского философа Сёрена Кьеркегора с его антигегелевским бунтом. Мир абсурда недоступен рациональному анализу. Две мировые войны усилили ощущение доминирования абсурда в жизни людей, устроивших бессмысленную кровавую бойню, унесшую десятки миллионов людей. Казалось, абсурд не может править в силу своей хаотичности, зыбкости и неопределённости. Однако воцарение абсурда оказалось возможным ввиду стандартизации человеческой личности, вследствие потери интеллектуальной глубины и морального иммунитета. Бесцветный, «одномерный человек» (термин Герберта Маркузе) теряет индивидуальность и подчиняется воле толпы. Человек теряет всё подлинно человеческое, разум и мораль подменяются инстинктами. В пьесе Ионеско «Носороги» (1959) люди превращаются в носорогов, в монстров. Их банальная, монотонная сущность аннигилирует их духовный и нравственный мир. Ещё бóльшая унификация трансформирует людей в вещи, опредмечивает их в его пьесе «Стулья» (1952). В «Носороге» описывается человеческое вырождение, обязательное для тоталитарного общества и показанное как эпидемия заразной болезни озверения. Какова может быть степень морального падения человека? Резкое снижение по шкале эволюции до свирепых животных. В пьесах Ионеско содержится типичный для левой творческой интеллигенции протест против буржуазного общества. По выражению драматурга, у его героев

«нет каких-либо трансцедентальных или метафизических корней. Они могут быть только паяцами, лишёнными психологии».

В статье «Есть ли будущее у театра абсурда?» Ионеско описывает преимущества его театра перед традиционным:

«…реалистический автор ставит перед собой задачу что-то доказать, завербовать людей, зрителей, читателей от имени идеологии, в которой автор хочет нас убедить, но которая от этого не становится истинней. Всякий реалистический театр — театр жульнический, даже — и особенно — если автор искренен. Подлинная искренность идёт из самого далека, из глубин иррационального, бессознательного. Разговор о самом себе куда более убедителен и правдив, чем разговор о других, чем вовлечение людей во всегда спорные политические объединения. Говоря о себе, я говорю обо всех. Настоящий поэт не лжёт, не лукавит, никого не хочет завербовать, потому что подлинный поэт не обманывает, а выдумывает, и это совсем другое дело».

Ионеско против «вербовки», против несвободы во всём. «Настоящий поэт» — это автор, пишущий в жанре театра абсурда. Язык Ионеско становится поэтическим, когда он пишет о преимуществах театра абсурда:

«…те, кто не удивляются тому, что существуют, кто не задают себе вопросов о бытии, кто полагают, что всё нормально, естественно, в то время как мир прикасается к сверхъестественному, эти люди ущербны. Я не знаю, стоит ли их жалеть, нужно ли приходить от них в изумление или радоваться за них. Но способность удивляться вернётся, вопрос об абсурдности этого мира не может не вставать, даже если на него и нет ответа. Жалеть следует тех, кто живет сиюминутной пользой, рутиной, политикой, в то время как мы должны преклонять колени перед непостижимым».

По мнению Ионеско, театр абсурда даёт подлинную свободу и прикасается к загадке бытия, к таинственному, высшему, «сверхъестественному». «Способность удивляться» возвышает человека над «сиюминутной пользой, рутиной, политикой». Ионеско видит в своём театре прикосновение к вечности, хотя средства его художественного выражения – нелепость ситуаций, деформация диалога, «чёрный юмор». Трудно поверить, но «способность удивляться», возвышающая, по мнению Ионеско, человека, сближает его с мыслями Эйнштейна, высказанными в статье «Моё кредо»:

«Самое прекрасное и глубокое переживание, выпадающее на долю человека, — это ощущение таинственности…. Тот, кто не испытывал этого ощущения, кажется мне, если не мертвецом, то во всяком случае слепым».

«Оносороживание»

Кто такой Эжен Ионеско? Почему он выражал произраильские взгляды, в отличие от всех своих коллег? Как случилось, что французский академик оказался на стороне израильтян в войне, победу в которой даже многие израильтяне считают поражением?

«Конечно, я симпатизирую Израилю, — писал драматург — может быть, потому, что я читал Библию, может быть, под влиянием христианского воспитания или потому, что христианство есть не что иное, как еврейская секта».

Ионеско родился 26 ноября 1912 года (по другим данным 26 ноября 1909 года) в городке Слатина в Румынии. В 1913 году семья Ионеско переехала в Париж. В 1916 году отец Эжена оставил жену и двоих детей и переселился в Бухарест. В 1928 году Эжен возвратился в Румынию, где окончил Бухарестский университет. В 1938 году он сделал безуспешную попытку защитить докторскую диссертацию в Сорбонне. Затем он возвратился в Румынию, где его застала Вторая мировая война. Ионеско получил христианское воспитание и вырос в христианской среде, хотя родился в смешанной семье: его отец был румын, а мать — французская еврейка. Отец Эжена был известный в Бухаресте адвокат, начальник полиции города, который приспособился ко всем тоталитарным режимам, пронацисткому и просоветскому. Он издевался над женой-еврейкой, обвиняя её в «загрязнении румынской крови». После прихода к власти в Румынии фашистской «железной гвардии» отец Ионеско стал каяться за то, что «запятнал» свою кровь еврейской кровью жены. Эжен обвинил отца в антисемитизме и стал на сторону матери:

«Я не знаю, почему, но это определило мою позицию в отношении к моим родителям; и это определило мою социальную ненависть. У меня возникло впечатление, что из-за этого я ненавижу власть; в этом источник моего сопротивления милитаризму, то есть всему тому, что представляет военную силу и общество, основанное на превосходстве мужчины над женщиной. Мой отец не сможет прочесть эти строки. Я написал и опубликовал о нём довольно жестокие вещи… Нас разделяют страны и границы, материальные и моральные. Всё, что я сделал, было в определённой мере сделано против моего отца. Я опубликовал критические статьи, направленные против его родины (моя родина – Франция по той простой причине, что я жил там с моей матерью в детстве, в первые годы моей учёбы и потому, что моя родина только та страна, где жила моя мать)».

В 1941 году Ионеско застрял в Румынии, в которой шли еврейские погромы. Невзирая на христианские вероисповедование и имя, в жилах Ионеско текло достаточно еврейской крови, чтобы он опасался за свою жизнь. Он подал просьбу о выезде из Румынии во Францию и в страхе ждал решения своей судьбы:

«Увижу ли я снова Францию в следующем году? Вернусь я туда или нет? Я спрашиваю себя в тревоге, но также с восьмушкой восьмушки надежды. Добьёмся ли мы избавления? (Ионеско ждал разрешения вместе с женой – А. Г.). Буду ли я ещё в живых в следующем году? Свободным или заключённым в тюрьме? Или останусь навсегда в этом месте, всегда здесь?»

Ионеско спасся от погромов, ему удалось перебраться во Францию в 1942 году. Жизнь в Румынии научила Эжена Ионеско понимать, что такое тоталитаризм. Понимание этого отличало его от многих коллег, властителей дум западного мира. Один из самых значительных художников европейской литературы, ведущий деятель французского искусства, Эжен Ионеско критически относился к взглядам коллег и соотечественников. В статье «О тревогах 1990 года» он писал:

«Ошибаться – вот предназначение тех, кого во Франции называют интеллектуалами».

Ошибка современных ему французских интеллектуалов состояла в том, что их главным врагом они считали, как и лидеры философской франкфуртской школы, западное государство, которое воспринимали как псевдодемократическое и репрессивное. У франкфуртцев не хватало воображения представить, что антицивилизационные движения много опаснее самого несовершенного демократического государства.

Автограф Э.Ионеско на переводе на иврит пьесы «Урок»

Абсурд, разыгрывающийся в ближневосточном театре, заключается в полном искажении образов и смене ролей участников спектакля. На любой наднациональной сцене головорезы и террористы, поднимающие на пьедестал убийство, были бы отрицательными героями, монстрами, на фоне которых можно было бы лепить благородных, трогающих душу положительных героев. Однако, если эти чудовища действуют во имя национального освобождения, к ним стекаются симпатии левых интеллектуалов, борцов за «униженных и оскорблённых». Антигерои, превратившие войну за освобождение в войну на уничтожение гражданских лиц, срывают рукоплескания тех, кто принимает ненавистников дорогих для них ценностей за их апологетов. Мусульманские фанатики, подобные их христианским двойникам, которые вели кровавые и бессмысленные религиозные войны в Европе в средние века, завоевали и удерживают симпатии европейских интеллектуалов как борцы за национальное освобождение. И эти экстремисты считают, что сочувствие целям их борьбы эквивалентно поддержке формы этой борьбы, направленной на истребление евреев. Мировое сообщество сторонников мира любой ценой и с любым противником обречено повторять трагическую ошибку участника Мюнхенского «мирного» договора с нацистами. Носороги наступают

Эжен Ионеско глубоко понимал природу тоталитаризма и природу человека при этом режиме: одни и те же люди, включая его собственного отца, верно служили фашистскому режиму, а позже – так называемому социалистическому. «Озверение», показанное им в пьесе «Носороги», характерно для фашизма и для коммунизма. Он хорошо понимал опасность диктаторских режимов. Европейские интеллектуалы враждебно относились к демократическим режимам, включая Израиль, считая их виновными в угнетении, в империализме, в агрессии, в несправедливом распределении материальных благ. Ионеско же враждебно относился к тоталитарным режимам Румынии, Германии и СССР, считая их во много раз вреднее и опаснее западных демократий. Он отлично понимал, что тоталитарные режимы вообще и Ближнего Востока в частности не могут, по определению, быть прогрессивными. Люди, доведшие стоимость человеческой жизни до цены песчинки в пустыне, не могут представлять правое дело. Ионеско познал глубину человеческого падения на примере своего отца, беспринципно бросавшегося от фашизма к коммунизму. Он видел зоологический антисемитизм отца по отношению к матери и стал на сторону преследуемой и оскорбляемой матери, на сторону человечности против зверства. Он осудил и отверг «оносороживание» в своей семье. Особое, необычное отношение Ионеско к Израилю, к ближневосточному конфликту, возникшее как результат его личной семейной трагедии и бывшее следствием его уникального знания тоталитарной Румынии, породило отчуждение писателя от его коллег. С их точки зрения, позиция Ионеско была абсурдной и театральной. В отличие от других левых интеллектуалов, Ионеско считал, что

«арабские режимы вовсе не передовые и что военные круги и фашисты правят ими».

Потрясающую слепоту европейских левых, не замечавших наступления новых фашистов на спасшихся от нацистов евреев, Ионеско воспринимал как их «оносороживание». Вопреки мнению своей касты, литературной элиты, левой интеллигенции, он стал на сторону еврейского государства, страны-убежища для маленького преследуемого тоталитаризмом и антисемитизмом народа. В своём отношении к Израилю и арабскому миру Ионеско оказался в одиночестве, подобно тому, как герой его пьесы «Носороги» Беранже оказался единственным человеком среди превратившейся в носорогов толпы.

Автор — АЛЕКСАНДР ГОРДОН

Простят ли евреям Освенцим?

Простят ли евреям Освенцим? или Кого обидишь — того и ненавидишь!

Виктор Вольский

За что ненавидят евреев? Горы книг написаны на эту тему, целые леса сведены, цистерны чернил пролиты в попытках найти ответ на этот извечный вопрос. Он был темой недавнего выступления в Иерусалиме писателя Говарда Джейкобсона (Howard Jacobson), лауреата Букеровской премии за 2010 год. Естественно, однозначного объяснения такого сложнейшего феномена, как антисемитизм, не существует. Но Джейкобсон предложил частичный ответ, в основу которого положено давнее наблюдение: все мы испытываем психологическую потребность мстить объектам наших преследований и выставлять себя пострадавшими.

Говард Джейкобсон в Иерусалиме

Об этом писал еще древнеримский историк Тацит: «Нам присуще ненавидеть того, кому мы причинили горе». Или, как гласит русская пословица, кого обидишь — того и ненавидишь. Мы ненавидим жертв нашей ненависти ради того, чтобы оправдать в наших собственных глазах причиненное им зло. Из этого следует, что тех, кто пострадал от нас в наибольшей степени, мы ненавидим особенно страстно и шельмуем с особым остервенением. И кого же можно в первую очередь отнести к этой категории? Жертв Холокоста, разумеется.

Освенцим бередит совесть человечества, и уже за это нет евреям прощения. Зачем они причиняют ни в чем не повинным людям нравственные муки? Неужели нельзя в конце концов оставить нас в покое?! Освенцим, Холокост, еврей, наконец, — все эти слова сами по себе напоминают о неоплатном долге человечества, а люди терпеть не могут тех, кому должны, и инстинктивно стремятся облегчить свою совесть, вытесняя в подсознание память о своих прегрешениях. Если же забыть не удается, они мстят его источнику — евреям.

Те, кто отрицает сам факт Холокоста в любой его форме, следуют той же логике. Дескать, евреи сочинили грандиозную ложь о гибели шести миллионов своих соплеменников и навязали ее доверчивому миру. Холокоста никогда не было, но если бы он случился на самом деле, евреи получили бы по заслугам. Своей ложью о шести миллионах своих якобы уничтоженных соплеменников евреи лишь усугубили то зло, которое они причинили человечеству.

А если кто еще сомневается в справедливости самой идеи Холокоста (не будем забывать: его никогда не было, хотя евреи его полностью заслуживали), достаточно посмотреть, как цинично они пользуются своей ложью. Евреи эксплуатируют миф Холокоста в стремлении внушить человечеству чувство вины и воспользоваться им в своих низменных политических и финансовых целях. Разве это не доказательство того, что они полностью заслуживали самого сурового наказания вплоть до Холокоста? Хотя (сколько можно повторять!) его никогда не было, это все измышления коварных евреев, которые умело орудуют оружием слабых — страданиями, вызывающими сострадание.

Куда бедному еврею податься? Был Холокост — евреи виноваты, не было Холокоста — тем более. Освенцима евреям никогда не простят!

И какой же вывод можно из этого сделать? Может, следует затаиться, замолкнуть, сжаться, чтобы стать как можно незаметнее — авось забудут про их существование! Увы, уже пробовали в Средние века, прятались (не по своей воле, разумеется) за глухими стенами гетто. И что, помогло? Обособленность евреев лишь приводила в исступление окружающих. Не хотят с нами знаться, гады, лучше других себя мнят!

Наступили более либеральные времена, вышли евреи из гетто, попробовали раствориться в обществе, прониклись пламенным патриотизмом титульных наций, придумали реформистский иудаизм, фактически отказавшись от веры отцов. И каков же был результат? Проклятия, преследования и погромы. А в Германии для «немцев моисеева закона» — нюрнбергские законы и печи Освенцима.

Ханна Арендт считает, что антисемитизм порождается не только ненавистью к иноверцам и чужакам, не только завистью к успеху и страхом перед конкуренцией, но также в немалой степени именно слабостью евреев, их очевидной беззащитностью. Как кровь в воде приводит в остервенение акул, так и уверенность в том, что жертва не будет сопротивляться, лишь распаляет низменные инстинкты черни, которой приятно тешиться сознанием того, что есть в мире кто-то, кто оттеснен на еще более низкую ступень социальной иерархии. А у сильных мира сего беззащитность вызывает только презрение — и хорошо еще, если жалостливое, а не враждебно-брезгливое.

По теории Арендт, единственной защитой евреев на протяжении веков были монархии. нуждавшиеся в евреях как в банкирах, а когда наступил век демократии и монархии захирели, нужда в евреях отпала, и они остались голыми и беззащитными на юру, открытом всем ветрам антисемитизма. В результате в наш просвещенный век уязвимость евреев не только не снизилась, но наоборот — даже возросла.

Древние евреи придумали козла отпущения: они символически перегружали свои грехи на беззащитное животное, выгоняли его в пустыню на погибель и тем самым очищали свою совесть. И по иронии судьбы стали жертвами своей собственной идеи. Что бы ни случилось — во всем виноваты евреи.

Евреи породили Иисуса Христа, дали миру христианскую религию — и были провозглашены «врагами Христа и человечества». Немецкие евреи храбро воевали в Первую мировую войну, направив в армию непропорциональное количество воинов и заслужив непропорциональное количество боевых наград — и были провозглашены предателями, всадившими Германии нож в спину. Еврей Вальтер Ратенау во время войны ценой героических усилий спас от гибели экономику Германии — и был убит как предатель немецким националистом. Русские антисемиты, демонстрируя торжество оруэлловского двоемыслия, обвиняют евреев в том, что во-первых, они сделали революцию, а во-вторых, что они ее предали. Куда ни кинь — всюду клин!

Существует теория о том, что истинная, глубинная вина евреев перед человечеством заключается в том, что они придумали мораль, навязали миру Десять Заповедей, сковали необузданные дикарские порывы цепями нравственных устоев, и именно этого им не могут простить. Фрейд подметил, что антисемитизм особенно силен в тех странах Европы, которые в числе последних приняли христианство, и высказал предположение, что в глубинах своего подсознания эти народы по сей день не избавились от ностальгии по примитивной вере своих предков-язычников. «Их ненависть к евреям, — писал он, — по сути является ненавистью к христианству».

Поднимает еврей высоко голову — дерзкий наглец! Склоняет скорбно главу, посыпает ее пеплом — лицемер, коварный лжец! Если Израиль безропотно отдаст каждую пядь земли, на которую претендуют палестинцы, если каждый богатый еврей раздаст все свое состояние и пустит по миру себя и свою семью, это ничего не изменит: еврей слишком ценный объект ненависти, чтобы позволить ему уйти в тень. Наоборот, ненависть к нему только усилится — вон сколько денег награбил, мерзавец, раз он сыплет ими направо и налево; раз раздает свое состояние, значит, его мучает совесть. Какие еще черные дела он скрывает? Ату его!

Бессмысленность попыток евреев приспособиться и спрятаться от гонителей вскрыл еще монах-доминиканец Томас Торквемада (1420-1498). После того, как в 1492 году евреи были королевским указом изгнаны из Испании, оставшиеся, чтобы спастись, были вынуждены креститься, их называли «марранами» (свиньи по-испански).

Но великий инквизитор Торквемада, страстно ненавидевший евреев за то, что в его жилах текла еврейская кровь и в детстве сверстники травили его как еврея, придумал непогрешимый метод разоблачения «лжехристиан»: если марран не проявляет достаточного рвения в католической вере, это признак того, что он продолжает втайне исповедовать религию своих отцов — в подвалы инквизиции его! Если же крещеный иудей отличается особым пылом в новой вере, это неопровержимо свидетельствует о том, что он втирает очки окружающим и притворяется истовым католиком, на самом деле оставаясь тайным иудеем, — на костер его! Куда податься?!

И пусть евреи не обманывают себя, что, дескать, просвещение поведет к исчезновению антисемитизма. Привело ли просвещение к смягчению нравов, как грезили прекраснодушные мечтатели? Увы, суровая реальность опрокинула их наивные предположения. Под ударами просвещения «Бог умер», провозгласил Ницше. Лопнула важнейшая скрепа страха перед перспективой адских мук в мире ином, хотя бы отчасти удерживавшая общество на тропе добродетели. Освобожденный от угрозы загробного возмездия за свои грехи, человек дал полную волю своим темным инстинктам. Случайно ли просвещенный XX век ознаменовался неслыханными в истории массовыми зверствами, причем в первую очередь в самой культурной стране мира — Германии?

Ничто не поможет евреям умилостивить антисемитов. Сколько бы они ни пытались улучшить свой имидж пиаровскими кампаниями, сколько бы ни старались держать голову ниже бруствера, не высовываться, вести себя «скромнее», как надменно рекомендовал евреям их кумир Франклин Рузвельт, сколько бы они ни каялись — ничто евреям не поможет.

Тем более что антисемитизм придумал фиговый листок в свое оправдание — ненависть и презрение к Израилю. Мы, мол, не антисемиты, мы лишь клеймим Израиль за его преступления против палестинского народа, заверяют друг друга юдофобы.

Любопытно посмотреть, где гнездится антисемитизм. Профессор Технического университета в Берлине Моника Шварц-Фризель изучила громадную антисемитскую почту — 14 000 писем, электронных посланий и факсов, полученных за 10 лет Центральным советом евреев в Германии и посольством Израиля в Берлине. В интервью, напечатанном израильской газетой «Гаарец», автор исследования поведала, что, приступая к работе, она была совершенно уверена, что львиная доля антисемитских излияний придется на долю правых экстремистов.

Каково же было ее изумление, когда оказалось, что все совсем не так. Нет, среди авторов антисемитских посланий правые экстремисты фигурировали — целых 3%, но подавляющее большинство выражений ненависти к евреям — 60% — поступало от представителей образованных кругов и интеллигентных профессий: профессоров, остепененных ученых, юристов, священников и пасторов, студентов и школьников старших классов.

Более того, профессор Шварц-Фризель к своему удивлению установила, что юдофобские писания немецких охотнорядцев по содержанию мало чем отличались от аналогичных произведений утонченных интеллигентов: и тут и там пером водила зоологическая, иррациональная, не признающая никакой логики ненависть. Ну разве что у образованных антисемитов стиль поизящней и словарь побогаче, а в остальном — никакой разницы. И хотя авторы всей этой корреспонденции поносили Израиль и его политику в отношении палестинцев, это был не более чем предлог: из-под неряшливо напяленной маски борцов за поруганные права палестинского народа явственно просматривалось свиное рыло заскорузлого векового антисемитизма.

Вот несколько достаточно красноречивых выдержек из этих корреспонденций:

«Позволительно спросить, разве не укладывается убийство ни в чем не повинных детей в вашу давнюю традицию?»

«В течение последних 2000 лет вы занимались тем, что крали чужую землю и совершали акты геноцида».

«Вы, израильтяне… сбрасываете кассетные бомбы на густонаселенные местности, а тех, кто критикует подобные действия, обвиняете в антисемитизме. Как это типично для евреев!»

То есть, если верить во все эти старые антисемитские бредни, совсем нетрудно проникнуться убеждением в том, что Израиль совершает все преступления, которые приписывают ему антисемиты. Они просто переносят на еврейское государство все злодейские инстинкты, которые, с их точки зрения, органически присущи евреям, и никакие аргументы не убедят их в том, что, скажем, для приготовления пасхальной мацы евреям совсем не нужно замешивать тесто на крови христианских младенцев.

Профессор Шварц-Фризель разоблачила еще один стойкий миф об антисемитизме: будто он возникает в первую очередь на дне общества, среди подонков, а интеллигенция его якобы чурается, дабы не унижать себя проявлениями столь низменных эмоций. «На самом деле история ясно свидетельствует, что испокон веков вспышки ненависти к евреям никогда не были порождением улицы, а всегда возникали в образованной среде — в произведениях церковных писателей, поэтов, романистов, сказочников», — пишет автор исследования.

Когда заходит речь о евреях, высоколобым антисемитам отказывает чувство элементарной логики, они с готовностью подхватывают самые дикие измышления, состряпанные ими же на потребу своим темным и необразованным единомышленникам. Антисемиты верят в то, во что им хочется верить, а вера, как известно, разуму не подвластна. И совсем не случайно, что сегодня в качестве особо питательного бульона для размножения вируса антисемитизма выступают студенческие кампусы, чьи обитатели, кичащиеся своей образованностью и независимостью мышления, с готовностью лопают юдофобскую лапшу, которую им в изобилии вешают на уши их профессора — сеятели разумного, доброго, вечного.

И нечего возлагать вину за разгул антисемитизма в Европе на самих израильтян. Не стоит обвинять их в том, что, мол, неумело ведут пропагандистскую кампанию, позволяют палестинцам безнаказанно шельмовать себя. Как так может быть, недоуменно пожимают плечами друзья Израиля (да, представьте, у Израиля есть и друзья)? Среди выдающихся мастеров рекламы — такое множество евреев, и тем не менее они никак не могут придумать достойного ответа на неуклюжие, шитые белыми нитками клеветнические измышления палестинских пропагандистов?

Не надо себя обманывать, никакая реклама тут не поможет. Изощренные, культурные европейцы столь же охотно подхватывают топорную палестинскую пропаганду, как их темные средневековые пращуры верили в том, что евреи отравляют воду в колодцах, «холеру пущают» и убивают христианских младенцев. Они верят в это не потому, что израильтяне не приводят достаточно убедительных доводов нелепости наветов, а потому что хотят верить в виновность Израиля. Вот и весь секрет «эффективности» палестинского пиара.

Ничто их не разубедит, никакой Холокост их не пристыдит. Наоборот, как установила во всемирном опросе Антидиффамационная лига, антисемитизм в Европе особенно силен в тех странах, где на протяжении веков евреи подвергались особенно сильным гонениям и которые по идее должны были бы наиболее остро ощущать свою вину. В Австрии 28% населения признались в недобрых чувствах по отношению к евреям, в Германии — 27%, в Испании — 29%, во Франции — 37%.

Словом, хотят того евреи или не хотят, им некуда деваться, кроме как полагаться на самих себя перед лицом враждебного мира. Единственный выход для них — распроститься с иллюзиями, прекратить заигрывания с антисемитами и заняться укреплением обороноспособности Израиля. Как и предсказывал Зеев (Владимир) Жаботинский, в конечном счете это единственный гарант безопасности евреев, единственный оплот выживания нации.

И главное — нужно осознать, что все попытки убедить общество в нелепости антисемитизма обречены на провал. Ничто не поможет, хоть тресни. А потому не стоит попусту тратить время и энергию на бесплодные, заведомо обреченные на провал попытки снискать благосклонность юдофобов. Уж если Холокост не помог, на что еще можно надеяться? Хуже того, по большому счету гибель шести миллионов лишь усугубила вину евреев перед человечеством. Освеницима оно им никогда не простит!